5 вопросов драматургу Ярославе Пулинович

- Мне кажется, это очень феминистическое произведение, это история про становление женщины. Вначале героиня предстает животным – не в плохом смысле слова: она не имеет своего мнения, она не самостоятельна, не знает большого мира и боится его. Как личности ее в первой части нет. И только пройдя через все испытания, через принятие собственных решений, она становится человеком. Мне понравился фрагмент, когда Зулейха стала охотницей и думает про себя: кусают комары, не хватает еды… Но она идет по лесу и чувствует – как хорошо. Потому что она впервые чувствует себя живой. Это очень важная мысль, и этим, мне кажется, книга и привлекает.

- Как вам спектакль в Башкирском театре драмы?

- Айрат Абушахманов сделал очень сильный и очень своевременный спектакль. Мне понравились актерские работы – все существуют единым ансамблем. Это очень здорово, потому что – будем честны – в национальном театре не так много, как в русскоговорящем, по-настоящему больших спектаклей, с большой судьбой, и «Зулейха», по-моему, как раз один из таких. Мне кажется, что он еще прогремит.

- Есть ли универсальный совет, как написать удачную пьесу, сценарий?

- Сейчас в сценарных школах авторов учат, что если соблюсти определенные правила, то выйдет хороший сценарий. Мне кажется, все это не работает, если у человека нет интуитивного понимания, что такое история и как ее строить. Можно все вызубрить, можно прочитать книгу Александра Митты «Между адом и раем», где об этом все прекрасно написано. Но именно Митта, кстати, пишет, что все эти законы - горшок, который может быть красивым, глиняным или потертым. И хорошо, если автор умеет его лепить, но при этом никакой мастер не научит его наполнять. Только вы сами можете заполнить его чем угодно: молоком, медом, кипятком – любыми страстями.

- В вашем случае - как возникает замысел новой пьесы?

- Как правило, я придумываю финал. Там все очень красиво: дома горят, кто-нибудь бежит в горящий дом или прыгает в реку, играет красивая музыка!.. И из этого рождается сама история. Но примерно в середине работы над ней все происходит наоборот – герои не хотят прыгать в реку и поджигать дома. Уж больно это пафосно, и герои сами от этого уходят, требуют тишины. В итоге сюжет меняется и заканчивается совсем не так, как я думала. Думаю, это нормальная ситуация.

- Вы пишете и для театра, и для кино. В какой из этих областей вам интереснее работать?

- Театр - более живая субстанция. Мне нравится, что театральное действие происходит здесь и сейчас, и в таком виде это случается единственный раз, больше такого не будет, ведь не бывает одинаковых спектаклей. Кроме того, спектакль всегда обладает своей историей, он рождается, развивается, набирает мощь, где-то проваливается, где-то встает – и в конце концов умирает. Жизнь кино – собственно процесс его создания, пока его снимают и монтируют. Когда он выходит, то уже никогда не изменится. Для меня это не так волшебно и загадочно, как магия театра. В кино за редким исключением, вроде «Догвилля» Ларса фон Триера, все должно быть материализовано. В театре же из тряпочки можно сделать самолет, а длинная ткань становится рекой. Поэтому театр для меня более сложное и интересное искусство.