Гуру поэтов Андрей Дементьев о цензуре и не только

Стоит отметить, что в программе заключительной части конкурса прошли и мастер-классы других знаменитых медиаперсон – Духина, Акопова, Любимова, но разговор с поэтом всегда особенный, ибо то – поэт в России…

Андрей Дмитриевич говорил сочно и о многом, погружая в атмосферу чистого творчества. О руководстве «Юностью», «пробивании» в советскую эпоху произведений авторов вроде Войновича, знакомстве с будущей супругой Анной Пугач – в общем, о любви, поэзии и журналистике; читал стихи (здесь сразу вспоминается пронзительное-ненапечатанное «К Евтушенко»), дарил книги, раздавал автографы и, конечно, отвечал на вопросы зрителей. На вопросы, которые, как в таких случаях говорят, «стоят отдельного рассмотрения» и не совсем совпадают с лирическим настроением встречи.

Если первый из них был посвящен конкретной и периодически поднимающейся теме «учиться на журналиста или нет», то большинство последующих так или иначе касалось… цензуры. Причем не только доперестроечной, но и «современной». Да-да, в одном конкретном случае так и спросили: «Не считаете ли вы, что цензура сейчас просто более мягкая?». Предугадав вопрос об отношении к скандальной «Таинственной страсти», поэт сказал о сериале еще в начале встречи, – но нет, кому-то нужно еще что-то там для себя уточнить, аж в двух вопросах, не передавая микрофон, – не иначе как себя показать?

То, что известный лирик отвечал на эти «вариации об одном» достойно и красиво – одна история; то, что эта тема столь волнует нашу братию – другая. Как говорил юморист Казаков в скетче Хайта, «вопрос, конечно, интересный». Тем интереснее, что в череде однояйцевых фраз не забыли о другом артисте, Райкине-младшем, который недавно посетовал на цензуру в культурной жизни России. Логично это прокомментировал на ТВЦ Никита Михалков, каким бы неоднозначным он ни был сам: «Костю Райкина я очень люблю, он талантливый человек. Но мне хотелось бы понять: где его ущемили? Чего он не имеет? У него есть центр «Райкин Plaza», есть свой театр, школа. Он ставит то, что он хочет». То есть шумят обычно те, кто живет неплохо… Примерно то же можно отнести и к иным деятелям искусства и культуры. Уже есть и разношерстная блогосфера, и Ютуб, уже особо желающие граждане в прямом и в переносном смысле общественному вкусу голый зад показывают, но вот беда – все зажимают кого-то из свободолюбивых!

При этом те же свободолюбивые, если уж о цензуре говорят, как-то забывают отметить специфическую реальную цензуру – тусовочную. Это когда тебя вырезают из передачи на монтаже – якобы потому что режиссер сократил время, – но оставляют шоконутую девицу («в нашей среде комильфо») или просто подружку, даже если и говорят они на камеру лабуду, и ведут себя по отношению к оператору пренебрежительно; это когда из пятнадцати снимков с мероприятия «чужого» не будет ни на одном, потому что ты иного с ними мнения или просто не любишь закулисные банкеты… Спросили бы и об этой стороне вопроса – что им все мерещатся «современные госцензоры» и покоя не дают символы «оттепели»? Почему ж не говорят об этом – мелко? Но не мелко ли, в таком случае, копаться в масштабном Вчера, в целой эпохе, в личностях иной величины? Как верно было отмечено на творческой встрече, нельзя раздавать оценки и обвинять тех же героев экранизированного романа Аксенова. Как нельзя и создавать манипулятивную истерию на пустом месте в настоящем (неужто нет иных вопросов, дел?) – порождать чувство, будто кому-то явно затыкают рот, что у кого-то шибко наболело…

Да, может, у кого-то наболело и впрямь: журналисты были из разных регионов, а по обстановке в каждом из них все мы не большие специалисты. И все же не будем вдаваться в местные ландшафты, здесь имеет место общая картина.

Развивая ответы на эту многоуровневую тему, Дементьев упомянул и про наших певцов, исполняющих композиции на английском («не представляю, чтобы Мирей Матье не пела у нас на французском»), и про вышедших в тот же день в прокат «28 панфиловцев» (к слову, смотрела в кино – и зал аплодировал), и об Александре Матросове (по разным данным, подвиг повторили 300-400 воинов, 167 из них присвоено звание Героя Советского Союза), и про такую простую и сложную Меру (в частности, на мой вопрос о единстве классического и нового в поэзии)… Действительно, мне нравится греческое «еst modus in rebus» («есть мера в вещах»). Зиндан и духовный, и настоящий для художника страшен, но парадоксально то, что именно в нем и оттачивается мастерство, что в противовес преградам истинный художник переплавляется из хорошего в Большого (и об этом сказал на встрече мэтр). Но вместе с этим, можем ли мы поддерживать взгляды, к примеру, французской «Шарли Эбдо», если налицо размывание рамок морали?

Реально ли пощупать, сфотографировать эту границу, этот баланс циклических хаоса и порядка? Мы можем долго ломать копья по вечной проблеме, раздувать ее или преуменьшать, но не можем не согласиться с Андреем Дмитриевичем в одном: нельзя ставить оценки. Тем более – оценивать абстрактному неуловимому Джо, которого никто не ловит и который уж точно от «ущемлений» не страдает. Поняли ли это все присутствующие – не знаю. Лирическую атмосферу яркой встречи эта волынка об одном испортить была не в силах. Но на следующем за беседой с Дементьевым мастер-классе первым же вопросом стал вопрос сами знаете о чем.