Дочь своей страны

Когда Хусне Юлдыбаевой было всего 4 года, умерла её мама, а в начале 1920-го года от тифа скончался отец. Трудность за трудностью преследовала малышку и дальше: то голод, то тяжёлая болезнь. Оставшись круглой сиротой, Хусна со своей чашкой и ложкой ходит в столовую, открытую в деревне Карагужино Учалинского района для детей бедняков. Бабушка с малых лет приучает к труду: готовить еду, прясть шерсть, вязать чулки, доить коров и кобылиц. Хусна растёт, танцуя под звуки сита, через которое просеивают муку.

Из-за того, что в деревне нет школы, учиться она не может. Односельчанин Мингаж Юлдыбаев, вернувшийся раненым с гражданской войны, ведёт её в центр Кубаляк-Тиляуской волости – деревню Казаккулово, в детский дом-коммуну. Хусна быстро привыкает к жизни коммуны. Здесь воспитываются дети разных национальностей, из разных мест, их приучают здесь к труду. Воспитательница Рахима-апай Лукманова обучает девочек шитью. Весной сажают картошку, собирают щавель, кислянку, саранку, добавляют всё это в ржаную затируху. Несмотря на то, что учебных пособий не хватает, учатся все с неподдельным интересом. Их учитель Шарифулла Мусин, наряду с уроками, рассказывает им о будущей жизни, о задачах молодёжи. Готовит коммунаров к будущей жизни. В коммуне создают комсомольскую организацию, в которую вступает и Хусна. Она носит свой комсомольский билет около сердца.

Осенью 1923 года Хусну и ещё 5-6 парней неожиданно отправляют учиться в Уфу. Мальчики-коммунары изготавливают для неё большой чемодан из фанеры. Заведующий коммуной Абубакир Муртазин, укладывая в ее чемодан одежду, напутствует её: ”Учись, сестрёнка, старайся“

В конце мая 1924 года она, окончив первую ступень советской партшколы, возвращается в родные края и назначается заведующей женским комитетом Кубаляк-Тиляуской волости. Осенью продолжает учёбу, изучает советское строительство, законы о гражданских правах. После этого, по распоряжению обкома партии, заведует женкомом Мухаметкулуевской волости в Аргаяше. Через год Хусна прощается с Аргаяшем, чтобы закончить партшколу. В 1928 году она успешно заканчивает учёбу, возвращается в Тамьян-Катайский край и возглавляет политмассовый отдел в волосткоме Кубаляк-Тиляу, она работает, не жалея своих сил, ради того, чтобы осуществить социалистические изменения в деревне. Партком Тамьян-Катайского кантона направляет Хусну Юлдыбаеву на учёбу в Казанский Коммунистический университет. Здесь, сидя за одной партой с земляком Низамом Кариповым, она грызет гранит науки.

Летом 1932 года, окончив Коммунистический университет, Хусна возвращается в Башкирию, где её принимают на работу корреспондентом в уфимскую газету “Новый путь“. Через некоторое время её направляют в качестве редактора газеты “Комбайн“ в Ургунскую МТС. В 1935-1937 годы Хусна Юлдыбаева работает в аппарате Башглавлита. Здесь она знакомится с Даутом Юлтыем, Губаем Давлетшиным, Хадиёй Давлетшиной.

Но её судьбу не обходят трагические моменты того времени. Сначала, обвинив как врага народа, бросят в тюрьму и расстреляют её мужа, Кирама Зарипова, который занимал высокие посты (до ареста он был председателем обкома профсоюзов республики - прим. ред.) Вслед за ним и её заключат в Уфимскую тюрьму и через некоторое время отправят в Сибирь.

После Гулага

Отбыв срок в сибирских лагерях, Хусна Юлдыбаева возвращается на родину, где она обретает долгожданную свободу. В Башкирии ее ждут дети, близкие, друзья. Но впереди ещё одно тяжёлое жизненное испытание – о возвращении на прежнюю работу не может быть и речи. Она работает кондуктором, сторожем, истопником, агентом по заготовке ягод и плодов, бригадиром рыболовецкой артели, снабженцем – выполняет любую работу, которую ей поручают. Хотя она редко плачет, но в самые тяжёлые моменты из ее глаз текут слёзы.

Хусна Юлдыбаева во всех отношених – в работе, жизни, мыслях – была настоящей дочерью своей страны. Её судьба – это страница истории нашей родины. Об этом она оставила записи на 160 страницах. К сожалению, эти записи не были опубликованы при её жизни. Это были годы, когда нельзя было говорить открыто о “Гулаге“, о пережитом прошлом. Вероятно, чтобы посторонние не смогли прочитать её записи, она писала свои воспоминания на арабском языке. Чтобы напечатать их, пришлось обращаться к руководству, в редакции газет и журналов. Везде отказывали, кое-где угрожали тюрьмой. Похоже, что многие моменты опущены, не всё записано. Обратим внимание на тот эпизод, когда Хусна Юлдыбаева возвращается из сибирских лагерей в Уфу:

Репутация политссыльной повсюду преследует её, все руководители смотрят на неё, как на врага народа. Как только судьба не испытывает её. Несмотря на это, Хусна Насретдиновна служит народу и считает, что жизнь дороже всех богатств, жизнь дана для хороших дел. “Дать дорогу лёгкой жизни – значит, отказаться от труда, от зарабатывания на жизнь. Конец лёгкой жизни всегда бывает печальным и открывает путь даже преступлениям. В нашей жизни очень много, бесконечно много примеров, из которых можно извлечь урок, получить удовольствие. Какое это наслаждение, какое большое счастье - плыть в океане духовного богатства”, – пишет она.

Часть воспоминаний, рассказывающих об извилистом жизненном пути Хусны Юлдыбаевой, я напечатал в газете “Совет Башкортостаны” 21 января 1991 года, а затем в учалинской газете “Яик”. 2 февраля 1990 года сын Хусны Юлдыбаевой Айрат Зарипов прислал в редакцию газеты “Совет Башкортостаны” письмо вот такого содержания: «Я с большим волнением прочитал статьи об отце Кираме Зарипове и маме Хусне Юлдыбаевой. От имени моих родственников выражаю огромную благодарность Салимьяну Бадретдинову за этот труд. К сожалению, в последние годы своей жизни мама помногу уничтожала свои рукописи. Мы не придавали этому особого значения, так как с детства не умели ни читать, ни писать на родном языке. Хотя статьи мамы, написанные русским шрифтом, появились в газетах «Совет Башкортостаны» и «Урак хем Сукеш» («Серп и Молот»), но среди них не было заметок о годах репрессий. О видных деятелях Башкортостана тридцатых годов она писала на арабском языке. С нами она на эту тему не говорила. Она никогда не рассказывала нам, что была в сталинских лагерях вместе с эстонкой Лидией Бауман, болгарским рабочим Георгием, венгром Яном Гайдуком и другими. Конечно, она многое могла бы мне рассказывать. В 1960 году из-за неожиданного известия у нас с мамой испортились отношения. Выяснилось, что у отца была еще одна семья. Моя сестра по отцу разыскала нас через органы КГБ Башкортостана. Мне тогда было 32 года, и до этого я ничего не знал. Из-за этого вышла ссора. После этого и до самой смерти мамы разговоров об отце и о годах репрессий у нас не было. Мама, погрузившись в свой литературный мир, два-три года писала свои рукописи арабским шрифтом, который она знала совсем немного. Когда появились первые признаки политической оттепели и по телевидению Башкортостана показали передачу «Дочь коммуны» о первых комсомольцах двадцатых-тридцатых годов, мама обращалась во многие газеты и журналы с просьбой напечатать её воспоминания. Но ей везде отказывали. Отчаяние и глубокая обида привели к уничтожению рукописей».