Один горячий день из жизни авиадиспетчера Сергея Пилипенко

Он мне запомнился улыбающимся. Нет, не улыбкой дежурной приветливости, а улыбкой глаз. Улыбкой уверенного, добродушного и сильного мужчины, немного иронично смотрящего на повседневную суетность.

 Даже когда на его рабочем месте были интенсивные полеты, сложная погода на аэродроме или аварийная ситуация в воздухе, он сохранял  спокойствие и благодаря этому абсолютно владел обстановкой. Иногда казалось, что он медлителен, но его команды были выверены, точны и правильны до такой степени, что ни экипажи, ни я, как начальник смены, даже не предполагали ослушаться, внести коррективы или что-то добавить.

 Он пришел работать немного раньше меня и всю свою профессиональную жизнь проработал на так называемых «местных линиях», управляя полетами самолетов Ан-2 и вертолетами.
Звали этого авиадиспетчера Сергей Пилипенко.

То лето было очень жарким, и, приехав на работу, я уже знал, что в нескольких десятках километров от нашего города, в лесу, горят военные склады.

 Что было причиной или скорее всего кто – сейчас уже не важно, но коллега мой, Саша Остапец, информируя меня об обстановке в воздушном пространстве Башкирии и особенностях управления полетами в предстоящей смене, сказал мне просто:

 — Что горят склады ты уже знаешь, тушить обычными средствами их невозможно – разлет осколков такой, что не подойти. Тушить надо срочно – уже начинает гореть  лес и есть опасность, что могут пострадать окрестные села. Москва в курсе и выход один – тушить с воздуха специальным самолетом.

 С экипажем я поговорил, они прибыли два часа назад, подготовились и заправились водой, но попросили последующие закачки воды выполнять самостоятельно, не теряя времени, из ближайших водоемов. Сейчас борт в районе очага, осматривается. Там запрет на полеты в радиусе двадцати километров и другой летающей техники нет.

Про Бе-200 я знал, видел на фото и видео, много читал, примерно представлял, как он работает, и сейчас, приняв смену, сразу прошел к тому диспетчеру, под управлением которого находился самолет.

 Сама по себе обстановка была необычной. Не только тем, что пожар в летнюю жару и сильный ветер затрудняли тушение. Эти работы не были оговорены ни одним документом и инструкцией в нашем весьма зарегламентированном авиационном рабочем процессе.

 Он кивнул мне, здороваясь, продолжая слушать доклад экипажа. Тот уже произвел первый сброс и попросил произвести забор воды с ближайшего пруда.
— Вроде в том районе нет больших водоемов? Это ведь не маленький самолет – больше тридцати метров длиной и столько же в размахе крыльев, а скорость скольжения над водой при заборе под 200 километров….
Возможно, в голосе моем было сомнение, но Сергей, а это был именно он, своим невозмутимым видом внес ясность и уверенность:

  — Я с экипажем переговорил по этому поводу. Они попросили попробовать, ведь времени в обрез. Если делать большие перерывы в сбросах воды, то пожар можно тушить очень долго.
— Ты прав. Разрешай.

 Потянулись томительные минуты ожидания.
Только экипаж может точно сказать о том, что он переживает, заходя на забор воды на незнакомый водоем. Что там на нем? Что плавает на поверхности? Что скрывается в толще воды? Бревна, сети с рыбой? Какие птицы летают около?

 Молчит экипаж. Отвлекать пилотов сейчас нельзя. Нужно рассчитать снижение, подойти к воде так, чтобы слегка касаясь поверхности днищем-фюзеляжем самолета, выпустив двадцатисантиметровые ковши, лететь так примерно секунд двадцать. Целых двадцать секунд, балансируя сантиметрами высоты, набрав двенадцать тонн воды во внутренние баки и  произвести безопасно взлет! Затем коротким маршрутом зайти на очаг и с учетом ветра сбросить разом все, да как можно точнее, на огонь.

 Молчим и мы. У меня разные мысли несутся в голове, а Сергей спокойно отмечает на графике все доклады и действия экипажа, фиксируя их время.
Нет, я не отойду от него. Буду рядом. Мне кажется, что так нам обоим спокойнее, и вдруг доклад:

 — «Ампир-район», 21511  произвели взлет. Воды взяли мало. Очень неудобно. Разрешите заход на очаг и затем сразу пойдем чуть севернее. На карте видим Павловское водохранилище. Оно большое, попробуем там.

 Опять ожидание и опять воображение рисует мне узкую полоску водохранилища, зажатую грядами Уральских гор.
 Подхожу к карте, пытаюсь примерно прикинуть место самолета.
 — Как они там?  
— Не волнуйся, Петрович. Экипаж ведь тоже не дураки. Увидят лодку или какое препятствие, так уйдут в набор. Они ко всему готовы и, наверняка, не первый пожар тушат.
— Вот ведь Серега! – улыбаюсь про себя.  И я вроде спокоен, но как руководитель полетов, я должен держать в голове, думать, предполагать сотни различных вариантов развития обстановки, способы решения проблем.
Уф!  Ну, вот и доклад. Слышу в голосе пилота недовольство.
— Нет! И этот водоем не подходит – горы. Тяжело, опасно и долго взлетать.— 511, а вы не рассматривали вариант брать воду из реки Белая? – подсказывает Пилипенко.
 — Да. Смотрю на карту. Это даже удобнее. Буду работать левым кругом вокруг города. По западной его части вижу прямой участок реки. Нам очень подходит. Разрешите? 

  Пилипенко вопросительно смотрит на меня.
  Наверное, это самый наивыгоднейший вариант, думаю я. Пожар чуть восточнее нашего города и время между сбросами будет минут пятнадцать, не более. Не идеально, да и что там на реке?
— Пусть заходит на Белую, но предупреди, чтобы были внимательны.

— Знаем, - коротко отвечает экипаж. — Выполняем.

  Наблюдаем, как отметка от самолета перемещается по монитору радиолокатора вокруг города, выходит западней – на реку, пропадает. Экипаж снизился до минимальной высоты. Его не видит локатор, но не мешаем, не вызываем. Любое отвлечение экипажа опасно. 

 Сергей спокоен, но, кажется, что слышно, как тикают беззвучные электронные часы на пульте – таково напряжение ожидания первого доклада от экипажа.
 Сейчас тихо, только один экипаж с нами на связи. Всем остальным я запретил вход в эту зону и они перенаправлены по другим маршрутам, перешли на связь с другими диспетчерами. Сегодня лучше так. 

 А ведь был случай, когда этому же диспетчеру, пришлось столкнуться с другой работой.

  На его смену выпало управление огромным количеством воздушных судов, в основном вертолетов, при ликвидации последствий пожара двух поездов в 1989-м году. Тогда работали около сорока вертолетов одновременно – вывозили раненых и необходимо было не только обеспечить им полеты, но и развести между собой, не позволить сблизиться и Сергей справился. 

 Какими усилиями? Не тогда ли он закурил? Как он тогда снял весь стресс напряжения? Не думаю, что в те времена кто- то этим интересовался, но он и сейчас невозмутим и я уверен в нём – он поможет экипажу выполнить поставленную задачу.

— 511, взлет с воды. Продолжаю работу. Сброс, повторный заход на реку доложу. Нам здесь удобно, безопасно. Будем работать так.
  Ну, слава Богу!

   В тот день самолет Бе-200 сделал еще около десяти заходов на Белую и, отработав полную заправку, доложил, что задание выполнено, пожар потушен, наземные средства завершат свою часть работы.
Все это время я не отходил от Сергея. Несколько часов напряженного взаимодействия с экипажем и ожидания.  Лишь краем уха я слышал, как мой заместитель отбивается от телефонных звонков различных лиц и служб, которые информировали, что сотни горожан с удивлением наблюдают, как огромный самолет много раз пытается сесть на реку. Что случилось?

Наконец обстановка за пультом диспетчера разрядилась, я разрешил ему подмениться, отдохнуть и, уже уходя в курилку, Пилипенко спросил меня, внимательно глядя прямо в глаза:

— Петрович, а ты представляешь, ведь осколки от боеприпасов, которые там горели и взрывались, разлетались не только в стороны, но и вверх – на заходящий для сброса воды самолет. Каково было при этом экипажу? Ведь он знал об этом.
— Да, Сергей. И я был готов к любому развитию ситуации, но нам надо было сделать это. Такая у нас работа. И у экипажа, и у нас.

Мы поняли друг друга и я благодарен судьбе, что она сводила и сводит меня с настоящими профессионалами. Простыми в жизни. Уверенными, а потому иронично смотрящими на пустую суету. Все проходит, а хорошо сделанная работа остается.

Подготовила к публикации Эмилия Завричко.