ММКФ 2017: над чем экспериментируют фильмы «Последний из нас» и «Время для жизни»?

«Фильмы, которых здесь не было» предлагает заметные и важные киноработы, которые по тем или иным причинам обошли отечественный прокат и радары интернет-зрителей. Здесь разговор заходит о таком кино, которое в силу тематики и артхаусной стилистики попросту не вписывается ни в рамки понимания российского мейнстрима, ни в сферу андеграунда. Один из, пожалуй, самых ярких примеров этой программы в 2017 году стал фильм «Последний из нас» Алаэддина Слима, удостоенный в Венеции призом «Лев будущего».

Этот фильм в некотором смысле рифмуется с известным стихотворением Даниила Хармса «Из дома вышел человек с дубинкой и мешком…». Фильм «Последний из нас» неосознанно, но почти дословно повторяющий это стихотворение, - история настолько же поэтичная, настолько же и простая. Ее язык сильно отличается от традиционного кино, отчего ее можно воспринять равно как многозначительное иносказание и как сложносочиненную загадку без ответа - все зависит от терпения и пытливости зрительского ума.

Первая половина фильма - почти документальная: двое чернокожих оборванцев пытаются пересечь некую границу нелегальным способом. Удается это только одному из них. Он крадёт моторную лодку, переплывает море и оказывается то ли на другом материке, то ли на острове, где нет и тени цивилизации. Здесь даже нет людей - кроме одного старика, удивительно похожего на новоприбывшего парня, только старше его примерно на полвека. Старик учит молодого охотиться, шьёт ему одежду из шкур и в конце концов умирает, оставляя ему свое оружие. Путешествие молодого парня заканчивается около водопада, где он, скинув с себя всю одежду, растворяется в воздухе. Вот и вся история.

На первый взгляд, это совершенно неудобоваримое, слишком воздушное и непонятное кино, лишенное действия в привычном для нас смысле слова. Да, им можно усыпить каждого третьего отважного синефила, но именно поэтому к нему интересно присмотреться. Единственная озвученная речь возникает – именно возникает, а не звучит – на экране посередине фильма, разделяя документальное путешествие беженца и его «приключения» на другом берегу.

Очевидно, что беженец не находит себе места в привычном городском пространстве. Камера помогает это почувствовать: человек выглядит чересчур заметно в пустынном урбанистическом пространстве, которое человек обжил и исковеркал по своему образу и подобию. Герой отправляется из джунглей городских в джунгли метафизические. Происходящее во второй части невозможно трактовать как реалистическое повествование. Как минимум, потому, что героя преследует золотой шар, похожий на шаровую молнию, а в конечном счете персонаж вообще исчезает. Как утверждают медицинские справочники, такой смерти попросту не существует, а значит здесь скрыто нечто иное. Так или иначе становится заметно, как начинает сливаться с природой герой. Ассимиляция происходит не только в поведенческом смысле (охотничьи инстинкты, шкуры вместо одежд), но и в визуальном – глаз зрителя с большим трудом выхватывает изменившегося героя из пестрого пейзажа нового мира.

Герой не может найти места в цивилизации, поэтому отправляется в природное никуда, которого не существует на карте. Тема мигрантов, поразившая за последние годы не только Европу, но и весь мир, здесь подается с глобальным обобщением. Дело не в цвете кожи героя и границе государства, которую он пересекает. Фильм, во-первых, заставляет зрителя мучительным образом прожить тяжелый этап жизни беженца, бездомного в самом широком смысле слова, а во-вторых, намекает на предположительный финал человечества, которое после упадка и истощения урбанистической культуры (и/или некой катастрофы) снова окажется в пещерах с дубинкой в руках. Таков исход последнего из нас.

Ещё одна программа, испытывающая восприятие зрителей - это “Спектр”. Рамки этой программы объединяют авторские фильмы, которые пытаются найти новый язык, новую тему для киноистории, расширяя привычное понимание кино - своеобразной аудиовизуальной мысли, не всегда направленной на развлечение.

В «Спектре» одним из самых радикальных оказался фильм голландского режиссера Даана Баккера “Время для жизни”. Это пять очень необычных новелл, каждая из которых подана в своей манере и своей стилистике. Так, например, здесь есть история мальчика по имени Кун, которого ради смеха родственники подговаривают съесть слишком много ветчины и молока – чтобы его стошнило. Казалось бы, легкий семейный идиотизм, но новелла рассказана на уровне игры на приставке: герои обозначены кружками на очень ярком цветном фоне, а речь звучит компьютерным реверберирующим голосом. Другая история рассказывает о Стефане, который после возвращения из психбольницы открывает для себя новое увлечение – фотографию. Несколько ничего не значащих кадров снабжены предысторией из длинных планов, где слова появляются рядом с людьми, как в комиксах или компьютерной игре. Есть тут и история парня, похищенного инопланетянами, и рассказ 36-летнего Шьелла, который с помощью машины времени старается исправить собственное прошлое, и обычный день, описывающий знакомство с родителями предполагаемой невесты.

Здесь рядом стоят самые необычные способы повествования в кино – от подобия восьмибитной игры до псевдодокументалистики, но не только в этой мозаике ключи к интерпретации фильма. Все эти истории объединены не видимыми на первый взгляд закономерностями. Главная - она заявлена еще в названии - это категория времени. Для каждого из героев рассказ длится из некой точки настоящего. Направлен он не столько в будущее, как и любой поток времени, а в прошлое. Причем зачастую прошлое здесь берется не в ностальгически недосягаемом смысле, а так, что оно находится на расстоянии вытянутой руки. Искусственно созданную близость этих временных отрезков некоторые герои используют для того, чтобы дотянуться и изменить свое прошлое, а следовательно - собственное настоящее и будущее.

Взгляд некоторых персонажей на время отчасти совпадает с точкой зрения героя «Бойни номер пять» Воннегута: время не течет и не сменяет одно событие другим, а всем известно все, что когда-либо произойдет, то есть мир и сопутствующие события даны раз и навсегда. А значит можно свободно перемещаться как в сторону собственного рождения, так и в сторону смерти, и замирать в любом понравившемся моменте. Что бы сказал на это Гамлет? Любопытно, что у каждой истории есть своя музыкальная тема или сопровождающая песня – грязный нойз-рок и поп-баллада тоже по-разному формируют время внутри себя и вокруг.

«Время для жизни» демонстрирует калейдоскоп временных восприятий, поданных с разных точек зрения, разным языком, с разной философией. Неосознанное исследование каждым из героев отпущенного им времени превращается в динамическую медитацию, в пейзаж, способный шевелиться, но не полноценно двигаться. Любование параллельно и последовательно текущими реками времени – удовольствие сомнительное и возможное далеко не с первой попытки, оно тоже по-своему управляет временем зрителей, для которых этот фильм пройдет очень быстро, очень медленно или вовсе оборвется из-за нетерпения по эту сторону экрана.

Так что же это такое на самом деле? Пресловутое современное искусство? Кино будущего? Издевательство над зрителем? Возможно, все это одновременно – или ничего из этого. В конечном счете все равно решать зрителю, без которого подобные эксперименты не будут существовать.