ММКФ 2017: какую жизнь обещает "По ту сторону надежды" Аки Каурисмяки?

Представляя фильм, кинокритик Андрей Плахов рассказал зрителям шутку, которой Каурисмяки, к сожалению, не приехавший на фестиваль, традиционно говорит вместо приветствия по-русски и практически без акцента: «Жизнь великого пролетарского писателя Максима Горького была очень тяжелой. Моя жизнь тоже тяжелая». Примерно в таком же комично-горьком тоне идет и повествование «По ту сторону надежды».

В центре истории двое. Первая линия - это сирийский беженец Халед, который совершает головокружительное путешествие в попытке сбежать от боевых действий, которые лупят по мирным жителям обильно и смертельно. Семья Халеда убита при бомбежке, в живых осталась только сестра, с которой они разминулись на одной из границ государств, ощетивнившихся к иммигрантам. Ему самому не удается остаться ни в одной из десятка стран, через которые он прошел с горем пополам, очередная попытка – Финляндия. Другая линия – финский коммивояжер Викстрем, который с решительной меланхолией порывает со своей женой, похожей на пухленький кактус, и со своим старым бизнесом. Викстрем решается заняться «прибыльным делом» и вкладывает свой карточный выигрыш в убыточную забегаловку. Эти две параллельные линии несколько раз пересекаются, и Халед устраивается на работу к Викстрему, который в компании трех неумех-работников пытается смастерить из купленного клоповника популярный кафетерий.

«По ту сторону надежды» - второй фильм из трилогии Каурисмяки о беженцах. Первый – «Гавр» - вышел в 2011 году и рассказывал об африканском мальчике, которого французы всем кварталом спасали от бездушной бюрократической машины. В новом фильме добрых людей стало как будто бы меньше, но – все-таки они остались. Добрые сотрудники забегаловки (как обычно у Каурисмяки, это маргиналы на обочине жизни) всячески помогают Каледу, которого государство из всех сил пытается пнуть вон, понимая, что за это их самих тоже могут наказать. При этом сириец, отчаянно напоминающий неудачливую версию Одиссея, готов к любой работе и в своем дружелюбии даже не помышляет замещать коренных финнов на их рабочих местах или – упаси боже – вести подрывную деятельность. Жертва обстоятельств болтается между многочисленными Сциллами и Харибдами, с неизменным абсурдным юмором увиливая от системы, в которую он никак не вписывается. Трогательный наив героев и абсолютная беззащитность перед ситуацией готовы подкупить любого зрителя, у которого сердце еще подает признаки жизни.

На ум неслучайно приходит «Рай» Кончаловского, в котором главную героиню сажают в концлагерь из-за аналогичного сокрытия – человека не той национальности – от людей с оружием. По словам режиссера, он хотел бы изменить отношение финнов к 20000 иракцев, приехавших в Финляндию, поскольку многие его соотечественники восприняли это как вторжение.

При этом Каурисмяки верен своей излюбленной ироничной манере. Это не только актеры, которых синефилы помнят по предыдущим фильмам Аки, но и сама меланхоличность, царящая в людях. Никто из них не смеется и не плачет, эмоции остаются где-то глубоко внутри, отчего ситуации выглядят более смешными и горькими, чем они могли бы быть. Абсурд преследует сюжетные повороты на каждом углу: от огромного портрета Хендрикса в рыбном ресторане, где подают шпроты прямо в консервах с пивом, до государственной невозможности помочь человеку, потерявшему все. Удивительную поэтичность происходящего в кадре регулярно поддерживают блюзы в исполнении оборванцев и бродячих музыкантов, а значит волна разухабистых «Ленинградских ковбоев» жива. Время внутри фильмов как будто замерло где-то в 80-х, отчего история еще больше воспринимается не столько как современная, но как универсальная, не привязанная к эпохе. И чем ближе к финалу, тем чаще что-то по-русски сентиментальное, щемяще-родное промелькнет между строк – ведь, как известно, дед Каурисмяки в 30-е годы продавал лошадей в Выборге и Ленинграде, а его прадеда-карела звали Михаил Кузьмин.

Если «Гавр» был настроен более оптимистично, то «По ту сторону надежды», как и следует из названия, пересекает одну очень важную границу и становится на полшага ближе к трагедии. Но все же, даже находясь по ту сторону, надежда все еще есть, она все еще бьется – пока в людях бьется сердце. Так считает Каурисмяки – а этому осеннему мудрецу хочется верить, даже когда новостные сводки вокруг душат любой оптимизм.