Июльское солнце своими прямыми лучами уже не попадает во двор нашего дома, и мы с отцом смазываем цепь у мотоцикла. Вернее, он смазывает ее солидолом на деревянной лопаточке, а я кручусь рядом и активно помогаю, стараясь не испачкаться.
С утра мы ездили за малиной, а назавтра отец собирается поехать на наши покосы. Надо отвезти косы, грабли, топор. Все это он привяжет к большому багажнику, который мы уже прикрутили позади заднего сиденья мотоцикла, и я, в надежде, что тоже смогу поехать, показываю отцу свою нужность и не иду на улицу играть в футбол.
Звякнула щеколда на воротах – пришел друг детства отца Петров, для меня дядя Саша, отцу – Сашка.
Выросли они в одной деревне, с тех пор почти неразлучно дружат. Правда, отец из-за поврежденных еще в детстве пальцев на правой руке в армию не попал, а Сашка отслужил свои три года. Потом остался на сверхсрочную, но через пару лет попал в какую-то аварию на аэродроме, где служил связистом, и демобилизовался. С тех пор прихрамывал и работал при почте.
Мужики присели на крылечке, закурили. Я переместился к качелям, не переставая надеяться на завтрашнюю поездку на покос.
- Ну как нонче малина? – спросил Сашка.
- Да ничего. Два ведерка пятилитровых набрали. Хозяйка вон перебирает. Наелись, конечно. Лесная малина ведь вкуснее домашней, да ты и сам знаешь, - засмеялся отец.
- Конечно знаю. Сколько мы с тобой ее на Старой Конторе поели!
- Даа.
Мужики помолчали, видимо, вспоминая себя в моем возрасте.
- А куда ездили-то? Не на Аратай?
- Нет. В Каранды - на старые вырубки. Там на открытых местах полно.
- Народу небось тоже полно?
- Да ходят. Слышно, но близко не видели. Мы заехали в самую глушь, почти в Барсамаут.
- Дык там же медведь, говорят, погуливат? Он тоже малину любит.
- Нет. Не встречали. Да я перед тем, как мотоцикл заглушить, прогазовал его хорошо. Специально, чтобы Хозяин услышал. Он ведь понимает все и близко не подойдет.
- Даа. Он-то все знат.
Сашка потер колено ноги, на которую после армии прихрамывал.
Говорил он своеобразно, как и его жена, приехавшая в поселок из Белорецка, не проговаривая в некоторых словах окончания.
- У нас вот в полку случай был.
Служил я на аэродроме. Дальня авиация.
Вологодски леса кругом.
Летно поле да городок. Казармы и ДОСы, для офицеров – дом офицерского состава.
Сашка часто рассказывал о своей службе, да и носить предпочитал хромовые сапоги и брюки-галифе.
- Вот однажды в июле утром сверхсрочник один пошел в ближайший лесок за малиной и нашел такой «садок», прямо на краю, что и набрал уж, и наелся, а малина все не кончается. И надо же! Как назло – видит, что бабы, жены офицерские, прямо в его сторону по дороге идут.
Пожадничал он, видать. Решил медведя изобразить. Отпугнуть.
Хрустит валежником, да рявкат, показыват, что место занято.
Бабы-то в крик, да бежать в сторону поселка, а через несколько минут подъехал грузовик с двумя мужиками. Близко не приблизились, но по малиннику постреляли хорошо.
Сверхсрочник тот сказывал потом мне по секрету, что чуть отсиделся за деревом. И ведерко с малиной потерял.
- Даа. Повезло, что так обошлось.
Мужики посмеялись, вспомнили другие подобные рассказы.
Отец налил гостю рюмку самогонки. Сам не стал – завтра ехать, да и не любил без причины. Сашка-то понятно. Он за этим и пришел.
Петров раскраснелся от выпитого. Видно, что хочет еще что-то сказать, да мнется.
- Андреич, ты это… на Стару Контору-то не собирашься?
- Да нет пока. На покос завтра поеду.
- Если что – аккуратней. Шуми, как приедешь. Медведя я там вчера видел.
- Шутишь?
- Да какой там!
Петров разгладил на коленях свои явно свежестиранные галифе.
- Ну не как тебя, конечно, а метров 20, может больше, но чуть не столкнулись. Ладно ветер, видать, в мою сторону дул. Не чуял он меня, а видят-то они плохо.
- Специально чтоль поехал?
- Нет. Послал меня Лопухов с почтой вчерась. В Зигазу. Ну, запряг, погрузил на телегу мешки с письмами, да пару ящиков-посылок.
Еду мимо Старой Конторы, думаю, дай по Бурдамаге-ручью поднимусь чуток. Там, помню, малинник был хороший, а направо, сразу в гору – черничник. Черника-то зелепуха еще – через пару недель только будет, а малине пора самая. Ну вот, свернул я по старой колее, вверх по ручью поднялся, сколько мог. Валежнику много – далеко от тракта не уехал. Привязал лошадь к кустам черемухи, а сам поднимаюсь по нашей Бурдамаге - малину рву да ем. И так ее много, да сладкая, что я вроде опьянел даже. Слышу, не один я, вроде. Кто-то впереди топчется, вздыхат. Думаю, вдруг бабы.
Петров наклонился ближе к отцу.
- Ну, и как?
- Встал я на валежину гнилу, чтобы повыше было, глянул в ту сторону. Батюшки! А там башка огромна над малинником! Стоит, видать, на задних лапах, двумя передними кусты к себе прижимат и через пасть их протягиват. Обсасыват, хрюкат от удовольствия.
Петров закурил от волнения.
- Плесни, Андреич, в рюмку-то.
- Вот.
Крякнул, вытер губы, затянулся.
- Ноги-то у меня от страху слушаться перестали, поскользнулся я на той гнилушке, да упал с нее прямо в ручей. Наган из-за пазухи выхватил.
- Погоди, откуда? У тебя же мелкашка дома была?
- Да с почтой Лопухов всегда пистолет выдавал – положено так. Иногда ведь и пенсию возим.
- Ааа.
Петров вскочил с крыльца, стал показывать.
– Стрельнул я в сторону медведя, да бежать. Как добрался до телеги - не помню.
- А медведь?
Отец громко, в голос, хохотал.
- Не знаю. Я не оглядывался. Лошадь уж тоже почуяла неладное. Дрожит, копытами бьет. Оторвала вожжи от кустов, еще бы немного и сорвалась без меня. Прыгнул я в телегу, да галопом, чуть пару раз не перевернулись. Только на тракте и успокоились оба с лошадью.
- Дааа, Сашка. Хорошо, что не попал ты в медведя!
- А что?
- Да тогда бы ты не добежал до телеги. Из этого пугача только ранишь, а рассвирепевший Хозяин догонит любого зверя, не то что человека.
- Дааа. Точно – повезло.
Мужики еще поговорили о деревенских заботах, планах на ближайший сенокос и Петров заторопился домой.
Как сейчас, я помню его галифе, прихрамывающую походку и присказку, с которой он от нас всегда уходил:
- Ну, я поскакал.
Башкирия, Белорецкий район, Тукан.