Простая психология: о пользе плача

 «Плакса-вакса мандарин, на носу горячий блин» - дразнили в детстве соседские мальчишки  Аркашу за то, что он часто плакал... Он обижался, снова плакал и  перед сном  жаловался маме на обидчиков. Она, конечно, находила какие-то слова утешения. Но, выйдя из детской, громким шёпотом говорила мужу, что он должен вплотную заняться сыном, сделать из него настоящего мужчину, а то растёт мямля и плакса, «человек без кожи».

Аркаша слышал всё это и начинал плакать ещё горше. Отец входил в комнату сына, садился на край кровати всхлипывающего Аркаши, тяжело вздыхал и начинал рассказывать о том, как он в детстве  никому не давал себя в обиду, дрался со всеми подряд и никогда не плакал. А также занимался боксом, классической борьбой и ещё какими-то видами спорта. 

Надо сказать, что, видимо, особой памятью  Аркашин папа не отличался, потому что в его рассказах спортивные секции были всегда разные. Да и подвиги по защите своей чести и достоинства во дворе всё время видоизменялись, что нимало не смущало рассказчика. «Настоящие мужчины не переживают по пустякам, не ревут, как девчонки. Будь мужиком! Пойдешь в армию сынок, вспомнишь , чему папка учил», - назидательно говорил отец, а Аркаша  слушал и с тоской думал, что никогда не сможет стать таким же мужественным, как  отец или некоторые его друзья-товарищи. 

Прошли годы. Аркаша стал рослым и статным Аркадием, закончил медицинский  университет, стал наркологом. Мы встретились, когда он пришёл к нам на кафедру для очередного повышения квалификации. Я не сразу узнала в нём  мальчишку, своего бывшего соседа по  лестничной клетке старой пятиэтажки. Такой из себя крутой  и деловой, охотно рассказывающий о  методах психотерапии  наркозависимых  путём достижения плачем катарсиса  и своих успехах в этой области. 

 Как-то после занятий мы разговорились. Общих воспоминаний, естественно, в силу разницы в возрасте, у нас  было мало. Повспоминали кое-кого из общих соседей. И я задала вопрос, может, не совсем корректный.  Спросила, почему именно такую деликатную особенность психики, как плач, он выбрал для лечения людей, по большей части, не шибко деликатных. Аркадий долго и витиевато стал рассказывать  мне  о том, как слёзы и плач помогают установить контакт, наладить доверительные отношения. Безусловно, я с ним была полностью согласна. Могла и прибавить кое – что из своей практики. Ну и из жизни тоже. 

Да и всем известно, что слёзы дают выход отрицательным эмоциям, что это прекрасный способ невербального общения. Особенно когда  хочется  что-то доказать или что-то получить, все доводы уже исчерпаны, а желаемого результата  всё нет.  В этой связи рассказали мы друг другу и по паре случаев эмоционального шантажа с помощью слёз. Мне понравилась увлечённость  Аркадия своей работой, но показалось, что здесь присутствует не только профессиональная, но и в какой-то степени личностная заинтересованность. 

Расспрашивать было неудобно, да и беседа наша затянулась. Однако,  с момента этого  разговора будто какая-то ниточка взаимопонимания  между нами протянулась. И точно.  Уже после окончания цикла повышения квалификации Аркадий как-то неловко подошёл ко мне, попрощался персонально и тут же напросился на «выпить в кабинете чашечку кофе».  Понятное дело, после  первой чашки наш разговор не завершился, поскольку  речь снова зашла  о психотерапии и пользе эмоционального катарсиса, достигаемого плачем. Я, честно говоря, усомнилась, что здоровенные мужики, страдающие алкоголизмом и другими химическими зависимостями, могут заплакать нормальными, не « пьяными» слезами даже при помощи опытного психотерапевта.  «Вот ты, - взывала я к Аркадию,- сам-то часто плачешь?». «Когда? Сейчас-переспросил Аркадий,- или раньше?». 
И, устроившись поудобнее  в не очень удобном офисном кресле, стал рассказывать о том, что в детстве  был «типичным ботаном», за что его буквально травили лихие дворовые пацаны (сейчас бы сказали - троллили), доводили до слёз. Маленький Аркаша прибегал, рыдая, домой, но натыкался на  непонимание матери и презрительные нравоучения отца. Я с этого и начала свой рассказ (дружно смотрим в начало этого текста).

«Мужчины не плачут» - такой  лозунг-призыв преследовал  мальчика много лет. А ему, как назло, вот просто плакалось и всё, иногда даже без повода. И несмотря на воспитательные меры взрослых,  насмешки сверстников и собственные попытки изменить ситуацию, он ничего не мог поделать. В юности это ощущалось особенно тяжко. В какое-то время он даже поверил в свою несостоятельность. Сторонился девушек, со страхом  ожидал  своего студенчества, боясь не сойтись с одногруппниками. 

Однако институтская жизнь началась довольно благополучно. Неожиданно для самого себя Аркадий  стал менее чувствительным. Заметил, что и поплакать-то не успевает. Да и не хочется. Со второго  курса  увлёкся психиатрией, Ходил в студенческий научный кружок, подрабатывал в наркологическом стационаре сначала санитаром, потом медбратом. Женился, но  как-то семейная жизнь сразу не заладилась. Довольно быстро разбежались. Я  (вот любопытная Варвара) всё же не удержалась, спросила, не его ли чрезмерная ранимость способствовала разрыву. Но Аркадий только рассмеялся: «Да я к тому времени уже позабыл, что  когда-то  плакал  и обижался по пустякам. Пришлось поработать над собой. Надоело терпеть насмешки. Теперь меня не прошибёшь.
Броня крепка, - и  добавил,- я теперь заставляю плакать других, но уже с лечебной целью». 

Или к этому времени кофе кончился, или общие темы были исчерпаны, но Аркадий заторопился и мы  расстались, оставив какую-то едва заметную недосказанность. Вечером, разговаривая по телефону со школьной подругой, я вспомнила про Аркадия. Оказывается, подруга   знает его по совместной работе  и он ей не очень приятен: «До него не достучишься, неэмоциональный какой-то». Неэмоциональный?  Мне даже  показалось, что мы говорим с ней о разных людях.  Да нет, вроде, тот же самый когда-то  «сверхчувствительный», а теперь «малоэмоциональный», но всё же он, Аркаша. 

Признаюсь, как-то зацепила меня эта история с «перестроившимся» и ставшим «непробиваемым» Аркадием.  Ну вот почему, думала я,  хохотать  во всё горло, когда весело, это нормально, а громко плакать, когда грустно, люди боятся?! Мужчинам-то и вовсе плакать как бы не полагается. А если и обронить слезу, то только «мужскую скупую» со многими оговорками. Почему люди, склонные к слезам, должны перестраиваться?! Ведь плач помогает многим выразить то, что их, действительно сейчас тревожит. 

Говорят, что плачут слабые. А мне кажется, что заплакать, не боясь, что скажут об этом окружающие, может только самодостаточный человек, способный  воспротивиться социальным стереотипам о том, что рыдающая прилюдно женщина- истеричка, а плачущий мужчина-слабак.  Как раз тот, кто открыт в проявлении своих эмоций, более социален и, скажем так, безопасен для общества.  Слышала от кого-то такую фразу: «Слёзы учат быть самим собой». Согласна. Ещё бы добавила, что слёзы объединяют. И слёзы, вызванные горем, и слёзы радости. Порой не надо никаких объяснений, признаний, просто, как у Пушкина в «Мёртвой царевне и семи богатырях»: «Ах... и  зарыдали оба». И всё всем стало понятно. 
Конечно, проблему слезами не разрешить. Но если напряжение столь высоко, что  мешает принятию решения, может случиться  так, что после слёз становится проще понять и оценить ситуацию. Я не ратую за то, чтобы любая трудная ситуация сопровождалась фонтанами слёз. Но если человек по складу своего характера эмоционален, но подавляет свои чувства из-за опасения, что его осудят окружающие, это может ему здорово навредить. И не только в эмоциональном, но и  в чисто физическом плане.

А ещё мне очень импонирует высказывание одного израильского психолога о  слезах, как об одном из механизмов установления доверительных взаимоотношений. Вот что он пишет: «Когда глаза твоего собеседника наполнены водой, а душа – печалью, трудно воспринимать его как соперника или угрозу твоим планам. Плача, мы демонстрируем собственную незащищенность и уязвимость, даем понять, что доверяем человеку, если не стесняемся своих слез в его присутствии». Хорошо сказано, да? 
 
Помню, как я когда-то лежала в больнице. Диагноз — из самых страшных. Мысли — одна пессимистичней другой. Но меня навещало огромное количество людей, и мне неудобно было кукситься перед ними. Мы обсуждали дела житейские и рабочие. Я даже психотерапию проводила одной знакомой, находящейся в депрессии из-за предполагаемого развода, хихикали над непритязательными анекдотами…

Но когда приходил муж и мы оставались вдвоем, будто какая-то пружина раскручивалась внутри. Я начинала плакать, прощаться и давать наставления по поводу дальнейшей жизни семьи, когда меня не станет. А перед кем, казалось мне, я еще могу расслабиться? Мама была тогда жива, но лежала дома с переломом бедра.   

Сотовых не было, «скайпа» тоже. И вот в один прекрасный день раскрывается дверь моей палаты и сын вместе с зятем почти вносят в палату… мою маму, мамочку, мамулю… Мама! Вся моя измученная неизвестностью душа потянулась к ней. Вот сейчас я все скажу, вот сейчас я выплеснусь, вот сейчас она меня пожалеет, свою младшенькую… Мама, обняв меня одной рукой, другой махнула ребятам — выйдете, мол. Потом строго (почему так строго, ведь у меня такой страшный диагноз!?) сказала: «Я попросила привезти  меня сюда, чтобы сказать, что ты распустилась. Поплакала? Легче тебе стало? Хватит ! Возьми себя в руки, перестань мучить парня (она имела в виду моего мужа) своим нытьем и дурацкими наказами. Ни один самый любящий муж долго не выдержит постоянных слёз». 

Этот эпизод я не забуду никогда. Я поняла тогда, что плача и  ожидая от близких сочувствия, мы должны оставлять в сердце и в душе какой-то сторожевой пунктик, который позволит пощадить чувства близких, сострадающих нам. Висит прямо -таки на кончике языка фраза «и вообще, надо плакать с умом», но вслух я её не произнесу, чтобы меня не обвинили в лицемерии...

Может, зря Аркадий, сам и с помощью окружающих,  так рьяно уничтожал в себе  часто плачущего сенситивного Аркашу. Старания, видимо, увенчались успехом, но образовался, судя по словам его коллеги, человек малоприятный, лишённый эмпатии. Но мне захотелось ещё кое-что уточнить у самого Аркадия, поэтому я отложила завершение этого текста на неопределённое время. Мы созвонились только через месяц. И я услышала то, что в глубине души очень хотела услышать. Аркадий  подтвердил, что сумел, как он говорит, «переделать» себя, стать менее чувствительным и даже порой- холодным. Но проводя сеансы психотерапии, вызывая  у своих пациентов слезами состояние катарсиса, он довольно часто сам испытывал  забытое, чем-то напоминающее то самое детское ощущение, будто «выплакался и стало легче».  Выходит, где-то в глубине его души жила необходимость в этом. Как, пожалуй, во многих из нас. Не зря в Японии проводятся семинары, на которых  учат  правильно плакать. Чтобы было искренне и результативно. Чтобы  замедлился сердечный ритм  и снялось напряжение. 

Мы улыбаемся и смеёмся, когда нам весело и хорошо. Почему же мы сдерживаем слёзы, когда хочется заплакать?!  Уверена, надо дать себе право и на смех, и на слёзы. Не бояться своих эмоций. Оно того стоит.