Николай Рихтер: «Нужно работать по-настоящему»

- Честно скажу, я не знал, кого буду играть. Была читка, пригласили артистов, и вечером мы узнали распределение. Меня поздравили с тем, что я буду играть главную роль, и утром следующего дня начались репетиции. С Григорием Алексеевичем Лифановым это была наша вторая совместная работа, после «Мнимого больного» (Николай Рихтер играет там Беральда – прим.автора) . На самом деле, третья, учитывая его же «Преступление и наказание», но я был введен в этот спектакль без его участия. И, поначалу, режиссер сомневался, как пройдет этот ввод на такую большую роль. Однако позже Лифанов признался, что, увидев меня на сцене в роли Свидригайлова, забыл о своей роли постановщика и просто с удовольствием смотрел спектакль. Возможно, этот факт, а также наша работа над Мольером оказала влияние на его выбор.

- Репетиции длились около месяца, проходили в нашем реп.зале очень мягко, с уважением к артистам, без особых нажимов со стороны режиссера. Он просто интеллигентно направлял актера, позволяя искать образ в рамках заданной цели. У него уже была готова музыка (аранжировщик-композитор – Александр Жемчужников – прим.автора), - которая очень помогала нам в создании нужной атмосферы. Музыкального сопровождения поначалу было много, но затем Григорий Алексеевич ставил музыку все меньше и меньше, пока не признался, что мы так хорошо все делаем, что он не против вовсе от нее отказаться.

После выпуска спектакля коллеги признавались, что уже соскучились по репетициям. У нас подобралась настолько хорошая команда, что и после окончания процесса подготовки к спектаклю у нас не останавливался процесс обдумывания своих образов, взаимодействия с партнерами и общих задач постановки.

- Да! И отклики говорят о том, что спектакль воспринимается как говорящий о сегодняшнем дне. Это о нас постановка, на которую идеально ложится текст Чехова. Мы ведь совершенно не «раскрашивали» его, потому что текст сам яркий и красивый. Мы говорили, как обычно это бывает в жизни, когда мы не слышим себя, не обращаем внимания на свои интонации. И внушительный по объему текст как-то моментально выучился, буквально, за неделю, и уже не держал развитие образа. Дальше все полилось...

- Обязательно! Здесь все накладывается: и жизненный фундамент, и все ситуации, которые происходили в жизни. Мы ведь редко задумываемся о своих поступках. А, если посмотрим однажды реально на многие вещи, мягко говоря, оптимизма это не будет внушать. Чтобы это осознать, конечно, нужен жизненный опыт.

- Я его понимаю, потому что он чувствует на себе огромную вину. По большому счету, его поступки послужили толчком к ранней смерти жены. И, когда во втором акте он собирается венчаться, его раздирают противоречия. Ведь Иванов, фактически, загубил жизнь своей первой жены. Как же он может взять ответственность за жизнь невинной девушки, мечтающей стать его второй женой? И это чувство вины настолько огромно, что ощущается им как некое проклятие, не дающее ему быть счастливым. Он сам наказывает себя.

- Потому что здесь нужно работать по-настоящему, никакая фальшь не пройдет. Мало того, на голом профессионализме, ремесле тоже не выедешь. Нужно подключать свое нутро, затрачиваться. Я просто счастлив, что Лифанов выбрал меня на эту роль, и мы с ним сработались.

- Прежде всего, ТЮЗ дал образование, поскольку наш курс в Уфимском училище искусств, который набрал народный артист РФ и РБ О.З. Ханов, был при Театре юного зрителя. И, конечно, я благодарен этому театру, потому что там выучился и получил первый бесценный опыт. В Русской драме все было по-другому: разные режиссеры, и, главное – Михаил Исакович Рабинович, прививший культуру жизни в театре. Театр до сих пор живет этим, и, надеюсь, будет жить еще долгое-долгое время. Я безмерно благодарен судьбе за то, что она дала возможность мне поработать с этим режиссером, быть в атмосфере его театра. У меня есть эталон, с которым я буду сравнивать работу с другими режиссерами. Михаил Исакович – один из лучших режиссеров поколения, которое, к сожалению, уходит.

- Часто называют капитана Казарина в спектакле М.И.Рабиновича «Луна и листопад». Одна из любимейших моих ролей. Мы играем постановку больше десяти лет, и было за это время много вводов, тем не менее, Михаил Исакович не видел другого Казарина. Наверное, потому, что мне самому тема войны очень близка, трогает и тревожит. Еще мне очень нравится спектакль «Любовь людей», где я играю Сергея – хорошую драматическую и социальную роль. Эта пьеса идет давно, и не очень часто, но и о ней я могу сказать, что за свою роль мне не стыдно.

- Сейчас есть люди, которых ничто не волнует. Есть замечательная пословица: «Многие разговаривают с животными, но не все их слышат». Так же и с людьми: мы все друг с другом разговариваем, но немногие слышат друг друга. Это относится ко всем сферам: и работе, и жизни. Мы не понимаем друг друга, не постигаем сами себя. Не знаем, как жить, и, тем более, не можем дать разумный совет, что делать другим. Поэтому, нужно смотреть вглубь себя, и тогда, может быть, что-то получится.

- Да, стараюсь успевать, потому что меня приглашают выступать и в Филармонии (буквально, накануне нашего интервью, Николай Рихтер принял участие в программе БГФ к 1-му апреля «Мы с вами где-то встречались» - прим.автора). Я им признателен, потому что это расширяет актерский репертуар. Например, у меня были программа, где я читал «Сказку про Федота–стрельца…» Леонида Филатова под баян и домбру, «Вий» Гоголя в сопровождении органа. И я стараюсь читать эти произведения, как бы, вместе со зрителями. Поскольку они прекрасно знают текст, даю им возможность слегка подыграть, из-за чего возникает чувство сопричастности. Меня удивляет, что на этих чтецких программах всегда аншлаги. Видимо, люди соскучились по живому слову.

- Я по-прежнему пою, участвую во всем музыкальных постановках нашего театра. Кстати, интересная история произошла с песней, которую я исполняю в «Иванове». Режиссер предупредил, что я буду ее петь, уже в процессе репетиций. И я подумал, что это, он, буквально, прочитал мои мысли – песня в этом месте была просто необходима. Я записал несколько вариантов, но они Лифанову не понравились. И, уже ближе к концу репетиций, буквально, за два дня до сдачи, получился нужный вариант. Видимо, я уже настолько врос в свой образ, что песня оказалась не от моего лица, а от моего героя. Режиссер пришел на репетицию, послушал песню, закрыв глаза, и сказал: «Ну, вот это очень близко».