Записки уфимского психиатра: Остап Бендер из сумасшедшего дома

Настроение было паршивым. Рабочий день начался со звонка начмеда, которая ехидно поинтересовалась: «Юрий Александрович, сколько проверок за последние два месяца было у вас в отделении по письмам Шакирова?»

«Четыре – две из Минздрава, одна из ОБХСС и одна из Народного контроля», - добросовестно посчитал я. «Радуйтесь, тут очередное письмо Шакирова пришло на имя главврача. Разоблачаются ваши махинации, и раскрывается моральный облик. И ваш, и ваших сотрудников. Главный даже резолюцию не стал накладывать. Просил меня отдать письмо лично вам и передать на словах, чтобы ваши врачи, наконец, научились лечить таких больных, как Шакиров. Приходите за письмом».

Я передал этот разговор Татьяне Петровне, разумеется, со своими комментариями по поводу ее милосердия и жалости по отношению к психопатам и алкоголикам. Шакиров был ее больным.

Анвар Шакиров, щуплый, весьма интеллигентного вида человечек. Очень вежливый, достаточно начитан... Еще бы! Два курса университета за спиной. Из хорошей семьи, родители работали руководителями служб на одном из оборонных заводов. Отец даже был депутатом и имел правительственные награды. Анвар был единственным ребенком, в котором не чаяли души. В итоге вырос махровый параноидный психопат, к двадцати годам, к тому же, пивший запоями. Работой Анвар себя не утруждал, утверждая, что он «творческая личность» и сейчас ищет «свое место в жизни». Поиск продолжался уже лет пятнадцать и был ознаменован четырьмя госпитализациями в Республиканскую психиатрическую больницу и многочисленными подвигами, от уголовной расплаты за которые Анвара спасало лишь вмешательство престарелых, весьма заслуженных родителей и их высокопоставленных друзей.

Анвар, в поисках средств на красивую жизнь, специализировался на мошенничестве, но делал это очень красиво. По служебным справочникам отца он набирал номера директоров птицефабрик или других предприятий, производящих продукты. Представлялся секретарем председателя Комитета Народного контроля РБ, называл любую фамилию и очень вежливо сообщал: «Тут у нас поступили сигналы на ваше предприятие, завтра к вам выезжает старший инспектор Шакиров. Пожалуйста, примите,как следует. Это очень серьезный человек. После его визита мы будем решать, какие меры принимать по этим сигналам». Можно представить, как принимали Анвара. И никому не приходило в голову проверить этот звонок. Правда, к визитам Анвар готовился основательно – всегда ездил в черном костюме и белой рубашке с галстуком. Мало того, на лацкане пиджака у него красовался значок с барельефом В.И. Ленина. Командировочное предписание с неразборчивой печатью он тоже всегда имел – благо, печатная машинка в доме была.

Дальше просто – сначала нагнетался страх по поводу «возможных мер вплоть до снятия», затем намеки о возможности «все закрыть», затем банкет и проводы домой с сумкой кур или мяса, или просто с конвертом. И, как итог, недельный запой, сначала в ресторане, а потом - где придется. Дважды Анвар перенес белую горячку. Последний раз мы выписали его месяца три назад – хотели подержать подольше, провести полный курс противоалкогольной терапии. По крайней мере, я на этом настаивал. Но я ушел на больничный, а Татьяна пожалела Анвара: «Уж больно он щуплый, хилый. И так он клялся, что два года в рот не возьмет даже пива». В общем, Анвар отделался малой кровью. Но будучи человеком злопамятным, мое отношение к себе не забыл. И, отдохнув после выписки недельку-другую, занялся написанием жалоб на отделение в различные инстанции. Человек он был грамотный, писал убедительно, фантазия у него была богатая.

В общем, нервы он нам потрепал порядочно и теперь, значит, дошел уже до «морального облика». Я еще раз с педагогической целью пофантазировал, что он мог написать по поводу морального облика своего лечащего врача. Татьяна Петровна продемонстрировала полнейшее раскаяние, завершив его словами: «Ну, попадись он только, гад такой». Я собрался одеваться, чтобы идти за письмом в управление. И тут произошло чудо – вошла дежурная медсестра и доложила: «Анвара Шакирова привезли, с милицией – на принудительное лечение». Я плюхнулся на стул, а Татьяна Петровна перекрестилась: «Слава тебе, Господи», хотя была не очень религиозным человеком.

Позвонила дежурный врач. Дежурила заведующая женским отделением нашего корпуса: «Юра, как тебе подарок? Шакиров тот, который вас все с грязью смешивал? Да, похоже, что тот. Ну, с тебя бутылка. Уголовное дело возьмете в спецчасти, статья – мошенничество. Родителей похоронил. Почитай, ну прямо роман. Он чистенький, мы его не переодевали. Оденете в отделении».

Я попросил привести Шакирова. В сопровождении санитаров в ординаторскую вошел Анвар, в черном костюме, с галстуком и портретом В.И. Ленина на лацкане пиджака. Я с облегчением убедился, что Анвар – именно наш Анвар.

«Ой, Анварик, ты даже не представляешь, как мы тебе рады», - пропела Татьяна Петровна. Судя по физиономиям санитаров, встрече с «Анвариком» был рад весь персонал отделения, за два месяца замордованный целевыми проверками – проверяли то питание, то медикаменты, то санитарный режим. Анвар умел писать жалобы.

Я пошел за уголовным делом и жалобой, оставив Анвара на попечение Татьяны Петровны. Вернувшись через полчаса, я обнаружил его уныло сидящим на койке в наблюдательной палате. Одет он уже был в одно белоснежное белье, подстрижен наголо. И счастливый Жесткин, дежуривший в наблюдательной палате, ласково объяснял ему: «Ты, Анвар, теперь у нас самый опасный из принудчиков. Мы тебя беречь будем, как убийцу-рецидивиста. И смотри, первое же нарушение режима – и по этапу в Казань, в спецбольницу». Я послушал, вмешиваться не стал. Прошел в ординаторскую и стал знакомиться с материалами дела.

Случилось следующее – у Анвара кончились деньги, а выпить очень хотелось. Родители были в санатории Юматово. Пораскинув умом, Анвар отправился прямиком на завод, где до пенсии работали его родители, с проходной попросил соединить его с председателем заводского комитета профсоюзов и попросил его принять, назвав свою фамилию. Его приняли, и Анвар, со слезами на глазах, рассказал, что три дня назад от инфаркта скончался его отец, «бедная мама» не смогла пережить «такой трагедии» и скончалась вчера. А «сирота» только что выписался из больницы, естественно, не психиатрической, и находится без гроша, а дома два покойника. Говорить Анвар умел хорошо, к тому же лицо, «опухшее от слез», подтверждало глубину «постигшей его трагедии». На самом деле, он с трудом отходил от недельного запоя. Но профсоюзный лидер ему поверил. Анвара снабдили небольшой суммой денег «на первое время» и заверили, что все проблемы по похоронам завод берет на себя. Организм требовал своей дозы спиртного и поэтому Анвар не обратил внимания на заверение предзавкома по организации похорон. А зря – Анвар загулял, а на следующий день вернулись из санатория родители. Первое, что они увидели – гроб на лестничной площадке и траурные венки у дверей квартиры. Дома мертвецким сном спал пьяный Анвар. После прочтения соболезнований на венках инфаркт трахнул, но не отца, а мать. А разъяренный отец отказался на этот раз возмещать расходы завода и не стал защищать сына.

Итогом этой истории стало уголовное дело по обвинению Анвара в мошенничестве, и, поскольку он неоднократно уже бывал на лечении в психбольнице, его направили на принудительное лечение к нам.

Далее – дело техники. Дежурный врач была в курсе, что нас постоянно проверяют по жалобам Шакирова, и направила его именно к нам.

Стоит ли говорить, что теперь жизнь повернулась для Анвара не лучшей стороной. Татьяна Петровна провела ему полный курс противоалкогольной терапии, а это довольно тяжелая процедура. В итоге – через год мы выписывали другого «Анварика»: тихого, вежливого и счастливого – ему ничего было не нужно, всегда всем доволен. Словом, модель счастливого человека.

За последующие годы работы в психбольнице я больше никогда с Анваром Шакировым не встречался. Но значок с портретом В.И. Ленина с его костюма оставил себе на память о новом Остапе Бендере.

Юрий Анохин.