Международный день пожилых людей: Надо верить!

Мы сидим напротив.
Скоро мне уезжать, и я не перебиваю мать. Пусть говорит, ведь каждое слово её для меня важно. В ее жизни было столько событий, что никакой роман не вместит, и я стараюсь запомнить, а ей необходимо выговориться. Надо своим примером показать, что в жизни обязательно надо быть приличным человеком.

- А ведь словно и не жила, - говорит она мне.

- Детство - оно у всех веселое. Родилась я в Белорецке. Летом на покос - на речку Мату, за ягодами и грибами ходили на Укшук.
Бывало, много наберем. Мама ведра на коромыслах несла с черемухой или грибами. Жили мы тогда в Верхнем селении – там, где сейчас пивзавод.
Молодежи много было. Обычно вечерами на бревнах у нашего дома как соберутся все и ну давай плясать и петь – очень петь любили.
И вдруг война. Кончилось детство у всех. Тятенька уже старый был, его не взяли, а вот двух самых старших братьев – Бориса и Петра призвали. 

Сразу все строго стало и страшно.
Письма с фронта приходили редко, а мы ждем, переживаем. Ведь по улице который раз идешь, а через дом, через два не просто рыдают, а воют – похоронка.

Кормилец, кровинушка погиб. Идешь и плачешь. Ведь и братья много раз ранены были, в госпиталях лежали, и так всю войну. Не месяцев – лет.

Мать иногда прерывается, вытирает уголком платка слезу, задумывается.
Видно, что снова переживает те события, они не отпускают ее.

- Трудно жилось. Голодно, холодно – носить нечего. Бывало, прибежишь в школу, а ноги в лаптях промокли. Сушили их возле печки - она в классе дровами топилась.

В первую же зиму пришлось школу бросить. В нашей госпиталь оборудовали, учиться всех перевели в другую, а это через полгородка пешком идти.
Многие тогда перестали учиться. Стали устраиваться на работу. Кто куда. У нас в соседях, в бараке, женщины гимнастерки солдатские шили, а я полы у них мыла, вот и подкармливались, кто как сможет.
Не дай Бог сейчас так!
Трудно было, а верили, что победим. Вернулись мои братики с этой проклятой войны живыми, в медалях, да не пожили они – умерли вскоре от ран – вот ведь горе, не успели мы порадоваться.

Вскорости исполнилось 16, и буквально на следующий день, как получила паспорт, мама отвела меня на работу.
Взяли фильерщицей на «706»-й завод, а поскольку я шустрой была, все схватывала на лету, то и доверили мне тонкую проволоку тянуть.

И работа была сложная, и есть, который раз, кроме одной вареной свеколки было нечего, опаздывать нельзя, а жить старались весело. Летом плясали и пели у двора, зимой собирались у кого-нибудь дома. Или ходили кататься на ледянках. Сядешь на нее, да с горы вниз – к самому деревянному мосту, что через пруд! Живой ли он сейчас? Ох, сколько раз я по нему пробегала на работу.
Не дай Бог опоздать – карточек хлебных лишат!

А потом я познакомилась с вашим отцом. Он передовик был – лучший электросварщик металлургического комбината.
Уговорил, и уехала я из Белорецка замуж в Тукан.
Здесь новая жизнь. Хорошо, что была к труду всякому с детства приучена, не боялась работы, ведь там пришлось и детей растить, и хозяйство свое, и огород огромный с картошкой.
Много лет отработала в Туканской участковой больнице санитаркой.

Все научилась делать. Могла и гипс наложить, и укол сделать – ни от какой работы не отказывалась.
Уважали меня и медсестры, и врачи.
Мать выпрямилась, зарделась.

- Да! Уважали.

Перед пенсией устроилась в охрану. Склады с взрывчаткой охранять.
А ты знаешь, сынок, что я лучше всех в Тукане и из карабина, и из пистолета стреляла? Даже лучше милиционера-участкового!

Мать смеется.

Поработала бы я еще и на пенсии, да вот беда – парализовало.
Сколько лет-то прошло? В августе 87 года ведь это случилось.

- Много, мам, много. Как только ты терпишь все это, как сил хватает?

- А я никогда, сынок, не отчаивалась. Богу молилась да на вас надеялась.

Даже в первые месяцы, когда пошевелиться не могла, когда врачи уже не верили, что поднимусь, а Петр Андреевич сказал - нет! Надо шевелиться! И ведь растормошил, растер, заставил сначала сесть, потом встать. С ложки кормил, судно выносил.
После смерти мужа - нашего отца, она звала его только по имени и отчеству.

Голос ее дрожит, слезы душат.
И непонятно - они от гордости за себя, мужа, что тоже не сник, боролся за нее или от боли тяжелых воспоминаний.

- Прилягу я, сынок. Устала. Ты сиди, сиди. Я сама.

Вот уже несколько лет мать не встает с кровати – ноги не держат.
А до этого даже научилась ходить, почти все делала по дому в Тукане. Стряпала, убиралась, стирала. Со слезами, через боль, но делала.

Через какое-то время, когда силы стали покидать и отец состарился, перевезли мы их в Межгорье.
Здесь с помощью добрых людей, хлопот моей сестры Валентины, получили однокомнатную квартиру со всеми удобствами.
Жить бы, да радоваться, но нет!
Сначала ушел муж, после неизлечимой болезни, потом самый старший сын.
Выдержала. Нет – она не железная и, видимо, только подушка и Бог, к которому она часто обращается, знают цену всех испытаний.

Хорошо знает и сестра моя – Валентина Бурулева, живущая в соседнем с матерью доме и взявшая на себя заботу по уходу.
Удивляюсь я ей и горжусь. Она такая же двужильная, как в народе говорят, как и наша мать.

- Ты уж не приезжай, сынок, пока. Пусть бураны пройдут. Опасно ведь по горам на машине. Не надо. Я только расстраиваться и переживать буду.
Вот дороги откроются, тогда и приедешь. Сейчас ведь по телефону можно и поговорить, и увидеться.

- Хорошо, но ты уж держись, не думай о плохом.

- Нет, не беспокойся. Я сильная и молюсь только за вас. Мы ведь дети войны и столько испытаний прошли, что нам бояться нечего, а я всегда верила не только в себя, но и в хороших людей.
Я ведь сама всю жизнь старалась делать людям только добро.
В Бога верила и прощала всем.

Вот такая она, наша мать – Лыгина Нина Егоровна.
2 марта 2024 года ей исполнилось 93 года. 

Подготовила к публикации Эмилия Завричко.