Дети войны: ужасы оккупации и жизнь в эвакуации

Оника Галина Ивановна, 84 года, г.Уфа:

- Наша семья жила тогда на Украине, в Красноокнянском районе Одесской области. И практически в первые месяцы войны наше село Черное оккупировали фашисты. Им активно помогали полицаи, завербованные из местных. Эти предатели особенно бесчинствовали и зверствовали.

Самые яркие воспоминания детства про фашистов такие. Домик у нас был маленький, крытый камышом и жили мы очень бедно. Отца репрессировали в 1938 году буквально за месяц до моего рождения. И мама одна тянула нас с моей старшей сестрой Леной, которая на 9 лет старше меня. 

1942 год. Мы сидим с мамой дома, мне четыре годика тогда было, Лене - тринадцать. Распахивается резко дверь и заходят немцы с криком: «Млеко! Яйки!» А еды в доме нет вообще! Никаких запасов, ничего абсолютно. Только маленький кусочек хлеба, который мама очень бережно делила на нас с сестрёнкой. И мы всегда мучительно ждали этого крохотного кусочка. Без папы очень тяжело было жить, еле концы с концами сводили. Немец подошел к печке, открыл заслонку - никаких горшков. Он тогда наставил на маму автомат и говорит (полицай переводил): «Давай быстро еду или сожгу тебе сейчас хату!» Камышовая крыша мгновенно могла вспыхнуть. Мама, ее звали Степанида,  отдала немцам эту последнюю в доме краюху хлеба и они ушли. Бить нас и жечь дом не стали, поняли, что у нас действительно ничего нет больше: в холодной печи стоял пустой казанок. Такие же пустые горшки, по украински «глечики»-  в углу. Это только один из эпизодов черного времени.

Село было оккупировано долго, два года. Потом немцев прогнали, а сестру Лену, как и других подростков, забрали рыть окопы на границе Одесской области, где шли ожесточенный бои. Это второе ярчайшее воспоминание детства. Мы тогда ждали почтальона, как самого главного человека в мире - а вдруг какая весточка от Лены? И когда сестра вернулась домой - это был самый счастливый день моего военного детства.

Дора и Исаак Фалькович. До 1995 года- г. Салават, Башкирия, в настоящее время- Нью-Йорк, США. 

Дора, 85 лет:

- Для меня война началась во Ворошиловграде (ныне Луганск). Мне было четыре года и я ходила в детский сад. Во время прогулки началась бомбёжка. Все легли на землю. Шёл дождь. Не понимая, что происходит, я ухватилась грязными, испачканными в земле руками за белое нарядное платье воспитательницы и измазала его. До сих пор помню, как  испугалась. Нет, не бомбёжки, а того, что меня будут ругать из-за платья. Так мне и запомнилось начало этого страшного времени.

Потом была эвакуация. Отправляли нас в теплушках, приспособленных  с помощью настилов и стоящей посреди вагона печки  для перевозки людей. Помню угол, который на два месяца пути стал домом  для нашей семьи из четырех человек: мама, дедушка, 17-летняя мамина сестра и я. В пути я постоянно болела и мама с дедушкой прятали меня от периодически заходивших в вагон работников санэпиднадзора, снимавших с маршрута инфекционных больных. Ехавшие с нами люди тоже старались прикрыть меня от медиков. Они боялись, что, если снимут с поезда нас мамой, может выйти и дедушка. А он был единственным мужчиной в вагоне  и добывал на остановках еду, поддерживал в буржуйке, требующей постоянной коррекции, огонь, оказывал всем всяческую  физическую помощь, хотя был уже очень пожилым человеком и инвалидом. 

В Киргизии, куда прибыл наш состав, нам четверым выделили комнату. Она была тёмной и сырой. Мама с тётей и дедушкой сразу вышли на какую-то работу, а я целый день оставалась одна  в этой комнате, так как за два месяца пути у меня отказали ноги.

Ничего, потихоньку приспособились, хотя было и голодно, и холодно. Я выздоровела, стала ходить в детский сад. Через два года нам выделили небольшой участок под кукурузу и она заменила нам и первое, и второе, и хлеб, и компот. Были, правда. проблемы с водой для полива. Это же Киргизия! Взрослые дежурили по ночам в очереди возле арыков…

В семь лет я пошла в школу. Дедушка сплёл мне лапти в форме очень симпатичных туфель, мне сшили сумку, дали в руки собственную табуретку и я гордо отправилась в первый класс своей первой школы, расположенной в каком-то старом здании без окон. Мне кажется, что я никогда в своей жизни не испытывала такой гордости, чем та, с которой шла с табуреткой по киргизскому посёлку. 

Исаак, 90 лет:

- В 1941 году, когда началась война, мне было 9 лет, старшему брату 11, сестре 13. Мы жили с тёткой, маминой сестрой в большом селе Хойники Гомельской области Белоруссии. Родителей к тому времени уже несколько лет не было в живых.

В селе  жило несколько десятков еврейских семей и когда появились первые беженцы,  спасающиеся от зверств гитлеровцев, нам выделили несколько подвод для эвакуации.  Мы с братом и сестрой, тётя  и её 14 –летняя дочь тронулись в долгий и трудный путь, точно не представляя, куда мы идём.

 Дважды наша колонна подвод подвергалась бомбардировке. Помню, как прятались в стогах сена, так как фашисты вели прицельную бомбардировку по скоплениям людей.  Некоторые из наших спутников не выдерживали  и возвращались домой в надежде,  что их не тронут. Две девочки, с которыми мы подружились в дороге и их отец тоже решили вернуться и, как мы потом узнали, были тут же расстреляны.  

А мы всё-таки добрались до Тамбова, где сели в поезд (в теплушки) до Узбекистана. Нас с братом определили в детский дом в селе Шархан Андижанского района, а тётя со старшими девочками стала работать на хлопке. Мы днем посещали занятия в школе, а по вечерам и в выходной тоже работали в поле.  В 1942 году тётя и её дочь умерли. Думаю, что от дизентерии, так как не сразу приспособившись к постоянному чувству голода, ели порой не совсем съедобные вещи. 

Потом брата взяли в ФЗО, он стал работать в мастерских. Там кормили получше и он умудрялся немного подкармливать и меня. После освобождения Белоруссии мы вернулись в Хойники. Наш дом в селе чудом уцелел.  Брат и сестра стали жить самостоятельно, а меня зачислили в  детский дом уже по месту постоянной прописки. Там я  и встретил вскоре Победу. О том, какую радость мы тогда  все испытали, уже много рассказано и написано. Это невозможно передать словами. Это был самый светлый день в сплошной черной полосе невзгод и потерь.

После окончания школы я поехал в Ленинград, где поступил в институт. Но это уже другая история.

Фото из архивов открытых источников. 

Дети войны: украденное счастье

Дети войны: Мы работали в колхозах наравне со взрослыми